Жизнь хороша!
Нашел у себя в залежах графомании начало своей бредовой фантазии, которую забросил хрен знает когда. Понял, что до сих пор помню, как все должно было развиваться, чем закончиться и все такое.
пример оголтелой графоманииСолнце палило немилосердно, словно в разгар лета, хотя листва на деревьях уже разгоралась оранжево-красным, осенним пламенем. Порыв ветра поднял облако пыли, окутавшее монументальную фигуру сержанта Роланда Бьярне, которого иначе как Вепрем, за глаза никто не называл.
Один из рекрутов чихнул и едва не выронил тяжеленный мушкет, но вовремя подхватил его и испуганно уставился на сержанта. Вепрь ощерился:
- А ну-ка иди сюда, сукин сын! Три шага вперед! – взревел он, поудобнее перехватывая палку, которую считал лучшей помощницей в обучении солдат.
Рекрут - худощавый, немного сутулый юнец, сделал три шага, взбивая сапогами облака пыли, замер, глядя поверх головы сержанта, как тот учил. Он возвышался над сержантом почти на голову, хотя Вепрь и был немалого роста.
- Чихаешь, значить, сучье племя? – едва слышно поинтересовался сержант.
- Чихаю, господин сержант! – заорал рекрут, сжимая мушкет побелевшими пальцами.
- Чихал ты, значит, на мою учебу? – сержант ухмыльнулся, когда рекрут уставился на него ошалевшими глазами. – Тогда проверим, стоило ли тебе это делать.
Роланд ударил рекрута палкой, словно саблей, рубанув его по шее. Рекрут упал, так и не выпустив мушкета, не издав ни звука. Роланд ударил снова, на этот раз не слишком сильно, подсек руку, на которую рекрут опирался, пытаясь подняться.
- Ну, вставай, сосунок! – сержант отступил на пару шагов, всем своим видом показывая, что не тронет бедолагу, пока тот поднимается. Рекрут захрипел, замотал головой, но послушно поднялся.
– Ха, парень, чего у тебя с глазами? – Вепрь крутанул палкой и шагнул вперед, намереваясь ударить рекрута в лицо. Сержант успел удивиться, когда рекрут встретил палку стволом мушкета, с шагом левой ноги выбросил мушкет вперед, ударив ему срезом ствола в солнечное сплетение. Вепря отбросило на пару шагов, он сложился пополам, упал на колени, хватая воздух ртом. Рекрут в один шаг догнал его, добавил прикладом в висок, именно так, как и показывал Вепрь совсем недавно. Роланд упал на спину, раскинув руки, из проломленного виска начало растекаться пятно крови. Рекруты стояли, разинув рты, и наблюдали, как их товарищ молча снимает с сержанта пояс с саблей в ножнах, подсумком с пулями и рог с порохом, которые сержант, ветеран двух кровопролитных войн, предпочитал носить с собой на всякий случай.
Только когда убийца сержанта скрылся в зарослях кустарника, один из рекрутов догадался заорать. Сержант укоризненно смотрел на них стекленеющим глазом, второй бессмысленно пялился в небо. Предсказание кавалерийского сотника Беррана о том, что Вепря ждет смерть героя, не сбылось.
Он бежал, словно всю жизнь был охотником – легко, почти бесшумно. Вернее – его тело, не он. Он, словно сторонний наблюдатель, словно во сне…. Освальд попытался остановиться, но тело его даже не замедлило движения. Это началось, когда Вепрь ударил его первый раз – от боли он едва не потерял сознание, и в тот же миг что-то чуждое начало вползать в его разум. Он пытался сопротивляться, но боль от второго удара отвлекла его и…. И тело перестало ему принадлежать. А потом тот, кто управлял его телом, убил сержанта и заставил его бежать.
Он зарядил мушкет на бегу, раньше ему казалось, что сделать это невозможно, но – зарядил, и весьма споро. Он выбежал на дорогу, остановился, досыпая порох на запальную полку, взвел курок и принялся глубоко, словно перед нырянием, дышать, вслушиваясь в приближающийся стук копыт. И когда всадник показался из-за поворота, он вскинул мушкет и нажал на спуск. Тяжеленная пуля сбросила всадника с седла, Освальд отбросил оружие и попытался поймать пробегавшую мимо лошадь, но не сумел удержать повод. Он ощутил раздражение того, кто управлял его телом, но «наездник» быстро взял себя в руки. Освальд подошел к человеку, в которого стрелял и, если бы хоть немного владел своим телом, заорал бы от ужаса. На дороге перед ним лежал королевский гонец. Сомнений быть не могло, любого, кто оденет на себя такой плащ, не будучи гонцом, ждет ссылка на галеры или рудники – в зависимости от настроения судьи и близости моря. Или рудников. Но того, кто поднимет руку на королевского гонца, ждет неминуемая смерть. Гонец был еще жив, слишком слабые руки Освальда спасли ему жизнь, хотя, возможно и ненадолго – пуля вместо того, чтобы попасть в сердце, раздробила гонцу ключицу. Освальд наклонился над гонцом и достал у него из-за пазухи тубу с письмом, сунул ее под рубаху, а потом снова побежал.
Он никогда не бегал так долго. Да что и говорить, даже в детстве он бегал мало: куда бегать подмастерью портного? Лес перед глазами расплывался, он хрипел, словно загнанная лошадь. Весь мир сократился до мечущихся перед глазами замшелых древесных стволов и монотонного ритма его шагов. Он споткнулся и упал, едва не сломав руку, воля «наездника» заставила его подняться, бежать снова. Но даже чужая воля не смогла пересилить смертельной усталости – Освальд снова упал, согнулся в приступе рвоты. Его вырвало желчью, он упал на бок, хватая воздух ртом, не в силах даже нормально дышать. Бешено болела голова, и эта боль притупляла приказ подняться и бежать. Он все же попытался подняться, но смог только встать на четвереньки. От этого усилия его снова стошнило. Теряя сознание, он понял, что чужая воля словно изливается из него вместе с желчью. Что больше никто не управляет его телом.
как бе продолжениеМужчина, лежавший в мелком, исходящем паром бассейне, судорожно дернулся, повернулся на бок, полежал так немного, затем перевернулся на живот и с трудом вылез на бортик бассейна. Когда он открыл глаза, казалось, будто он ничего не видит, не понимает, где находится. Старик, очень высокий, высохший, словно мумия, набросил на плечи мужчины полотенце.
-Не торопись, Скиольт. Подожди немного, закрой глаза.
Скиольт прижал ладони к глазам, нестерпимо болевшим после транса. Транс всегда давался ему нелегко. Некоторое время он пытался собраться с мыслями, потом посмотрел на старика. Лицо Тристана казалось мутно-белым пятном.
-Нужно восстановить контакт. Этот ублюдок упал в лесу, нашим людям слишком долго его придется искать, есть риск, что солдатня наткнется на него раньше. Наверняка за ним гонятся.
-Не получится. Ты слишком устал, Ланка слишком устала, а ты не сможешь работать с кем-то еще. Я думаю, что мальчишка никуда не денется, ты загнал его, хорошо хоть не до смерти. Завтра ты оседлаешь его снова и приведешь к нашим людям, но сейчас мы бессильны.
Скиольт посмотрел на соседний бассейн. Он был глубже и заполнен был не водой. Странная, переливающаяся словно лунный камень жидкость, он знал, была много легче воды и казалась леденяще-холодной. На дне бассейна, под слоем жидкости, лежала Ланка. Её тело, уже обретающее женскую привлекательность, казалось светящимся мраморным изваянием, казалось невероятно красивым. Ему казалось, что Ланка улыбается. Улыбается ему.
Это было невозможно – медиумы не воспринимают реальность, не видят снов.
Тристан положил ему на плечо ладонь, длинные, неестественно бледные пальцы с узловатыми, распухшими суставами, казались пальцами скелета.
-Успокойся, главное уже сделано – письмо не попадет к адресату. А Берран позаботится об отправителе. Если уже не позаботился. Спящие не проснутся.
-Спящие не проснутся.
Освальд очнулся, боли в голове не было, казалось, что он мыслит невероятно ясно, как никогда до этого. Он с кристальной ясностью осознал, что ему нужно уходить, спасаться. Понял, что до утра нужно уйти как можно дальше отсюда, от этого места, тогда появится шанс спастись. От тех, кто его ждет и от тех, кто пойдет следом. Он с трудом, через боль, поднялся и на подкашивающихся ногах пошел по ночному, залитому лунным светом лесу. Он путал следы, словно заяц, он шел по руслу ручья, понимая, зачем он это делает, но не понимая, как он узнал что делать. Это не была чужая воля, такая как днем, подавляющая, держащая его в узде, это было знание, приходящее неизвестно откуда. Ему было страшно, страшнее чем когда он убивал гонца. В ответ на страх пришло новое ощущение, словно кто-то обнимает его, нежно, как…. Как это делала мать, но по-другому.
На рассвете он закопался в кучу павшей листвы между корнями огромного дерева с серой, словно зола корой, названия которого не знал, уснул и ему снилась девушка, похожая на окруженную сиянием статую. Она улыбалась ему, она была невероятно прекрасна. Наверняка это богиня – подумал Освальд. В его сне девушка рассмеялась и сказала ему, чтобы он искал Спящих. Если он найдет их, то найдет и ее.
пример оголтелой графоманииСолнце палило немилосердно, словно в разгар лета, хотя листва на деревьях уже разгоралась оранжево-красным, осенним пламенем. Порыв ветра поднял облако пыли, окутавшее монументальную фигуру сержанта Роланда Бьярне, которого иначе как Вепрем, за глаза никто не называл.
Один из рекрутов чихнул и едва не выронил тяжеленный мушкет, но вовремя подхватил его и испуганно уставился на сержанта. Вепрь ощерился:
- А ну-ка иди сюда, сукин сын! Три шага вперед! – взревел он, поудобнее перехватывая палку, которую считал лучшей помощницей в обучении солдат.
Рекрут - худощавый, немного сутулый юнец, сделал три шага, взбивая сапогами облака пыли, замер, глядя поверх головы сержанта, как тот учил. Он возвышался над сержантом почти на голову, хотя Вепрь и был немалого роста.
- Чихаешь, значить, сучье племя? – едва слышно поинтересовался сержант.
- Чихаю, господин сержант! – заорал рекрут, сжимая мушкет побелевшими пальцами.
- Чихал ты, значит, на мою учебу? – сержант ухмыльнулся, когда рекрут уставился на него ошалевшими глазами. – Тогда проверим, стоило ли тебе это делать.
Роланд ударил рекрута палкой, словно саблей, рубанув его по шее. Рекрут упал, так и не выпустив мушкета, не издав ни звука. Роланд ударил снова, на этот раз не слишком сильно, подсек руку, на которую рекрут опирался, пытаясь подняться.
- Ну, вставай, сосунок! – сержант отступил на пару шагов, всем своим видом показывая, что не тронет бедолагу, пока тот поднимается. Рекрут захрипел, замотал головой, но послушно поднялся.
– Ха, парень, чего у тебя с глазами? – Вепрь крутанул палкой и шагнул вперед, намереваясь ударить рекрута в лицо. Сержант успел удивиться, когда рекрут встретил палку стволом мушкета, с шагом левой ноги выбросил мушкет вперед, ударив ему срезом ствола в солнечное сплетение. Вепря отбросило на пару шагов, он сложился пополам, упал на колени, хватая воздух ртом. Рекрут в один шаг догнал его, добавил прикладом в висок, именно так, как и показывал Вепрь совсем недавно. Роланд упал на спину, раскинув руки, из проломленного виска начало растекаться пятно крови. Рекруты стояли, разинув рты, и наблюдали, как их товарищ молча снимает с сержанта пояс с саблей в ножнах, подсумком с пулями и рог с порохом, которые сержант, ветеран двух кровопролитных войн, предпочитал носить с собой на всякий случай.
Только когда убийца сержанта скрылся в зарослях кустарника, один из рекрутов догадался заорать. Сержант укоризненно смотрел на них стекленеющим глазом, второй бессмысленно пялился в небо. Предсказание кавалерийского сотника Беррана о том, что Вепря ждет смерть героя, не сбылось.
Он бежал, словно всю жизнь был охотником – легко, почти бесшумно. Вернее – его тело, не он. Он, словно сторонний наблюдатель, словно во сне…. Освальд попытался остановиться, но тело его даже не замедлило движения. Это началось, когда Вепрь ударил его первый раз – от боли он едва не потерял сознание, и в тот же миг что-то чуждое начало вползать в его разум. Он пытался сопротивляться, но боль от второго удара отвлекла его и…. И тело перестало ему принадлежать. А потом тот, кто управлял его телом, убил сержанта и заставил его бежать.
Он зарядил мушкет на бегу, раньше ему казалось, что сделать это невозможно, но – зарядил, и весьма споро. Он выбежал на дорогу, остановился, досыпая порох на запальную полку, взвел курок и принялся глубоко, словно перед нырянием, дышать, вслушиваясь в приближающийся стук копыт. И когда всадник показался из-за поворота, он вскинул мушкет и нажал на спуск. Тяжеленная пуля сбросила всадника с седла, Освальд отбросил оружие и попытался поймать пробегавшую мимо лошадь, но не сумел удержать повод. Он ощутил раздражение того, кто управлял его телом, но «наездник» быстро взял себя в руки. Освальд подошел к человеку, в которого стрелял и, если бы хоть немного владел своим телом, заорал бы от ужаса. На дороге перед ним лежал королевский гонец. Сомнений быть не могло, любого, кто оденет на себя такой плащ, не будучи гонцом, ждет ссылка на галеры или рудники – в зависимости от настроения судьи и близости моря. Или рудников. Но того, кто поднимет руку на королевского гонца, ждет неминуемая смерть. Гонец был еще жив, слишком слабые руки Освальда спасли ему жизнь, хотя, возможно и ненадолго – пуля вместо того, чтобы попасть в сердце, раздробила гонцу ключицу. Освальд наклонился над гонцом и достал у него из-за пазухи тубу с письмом, сунул ее под рубаху, а потом снова побежал.
Он никогда не бегал так долго. Да что и говорить, даже в детстве он бегал мало: куда бегать подмастерью портного? Лес перед глазами расплывался, он хрипел, словно загнанная лошадь. Весь мир сократился до мечущихся перед глазами замшелых древесных стволов и монотонного ритма его шагов. Он споткнулся и упал, едва не сломав руку, воля «наездника» заставила его подняться, бежать снова. Но даже чужая воля не смогла пересилить смертельной усталости – Освальд снова упал, согнулся в приступе рвоты. Его вырвало желчью, он упал на бок, хватая воздух ртом, не в силах даже нормально дышать. Бешено болела голова, и эта боль притупляла приказ подняться и бежать. Он все же попытался подняться, но смог только встать на четвереньки. От этого усилия его снова стошнило. Теряя сознание, он понял, что чужая воля словно изливается из него вместе с желчью. Что больше никто не управляет его телом.
как бе продолжениеМужчина, лежавший в мелком, исходящем паром бассейне, судорожно дернулся, повернулся на бок, полежал так немного, затем перевернулся на живот и с трудом вылез на бортик бассейна. Когда он открыл глаза, казалось, будто он ничего не видит, не понимает, где находится. Старик, очень высокий, высохший, словно мумия, набросил на плечи мужчины полотенце.
-Не торопись, Скиольт. Подожди немного, закрой глаза.
Скиольт прижал ладони к глазам, нестерпимо болевшим после транса. Транс всегда давался ему нелегко. Некоторое время он пытался собраться с мыслями, потом посмотрел на старика. Лицо Тристана казалось мутно-белым пятном.
-Нужно восстановить контакт. Этот ублюдок упал в лесу, нашим людям слишком долго его придется искать, есть риск, что солдатня наткнется на него раньше. Наверняка за ним гонятся.
-Не получится. Ты слишком устал, Ланка слишком устала, а ты не сможешь работать с кем-то еще. Я думаю, что мальчишка никуда не денется, ты загнал его, хорошо хоть не до смерти. Завтра ты оседлаешь его снова и приведешь к нашим людям, но сейчас мы бессильны.
Скиольт посмотрел на соседний бассейн. Он был глубже и заполнен был не водой. Странная, переливающаяся словно лунный камень жидкость, он знал, была много легче воды и казалась леденяще-холодной. На дне бассейна, под слоем жидкости, лежала Ланка. Её тело, уже обретающее женскую привлекательность, казалось светящимся мраморным изваянием, казалось невероятно красивым. Ему казалось, что Ланка улыбается. Улыбается ему.
Это было невозможно – медиумы не воспринимают реальность, не видят снов.
Тристан положил ему на плечо ладонь, длинные, неестественно бледные пальцы с узловатыми, распухшими суставами, казались пальцами скелета.
-Успокойся, главное уже сделано – письмо не попадет к адресату. А Берран позаботится об отправителе. Если уже не позаботился. Спящие не проснутся.
-Спящие не проснутся.
Освальд очнулся, боли в голове не было, казалось, что он мыслит невероятно ясно, как никогда до этого. Он с кристальной ясностью осознал, что ему нужно уходить, спасаться. Понял, что до утра нужно уйти как можно дальше отсюда, от этого места, тогда появится шанс спастись. От тех, кто его ждет и от тех, кто пойдет следом. Он с трудом, через боль, поднялся и на подкашивающихся ногах пошел по ночному, залитому лунным светом лесу. Он путал следы, словно заяц, он шел по руслу ручья, понимая, зачем он это делает, но не понимая, как он узнал что делать. Это не была чужая воля, такая как днем, подавляющая, держащая его в узде, это было знание, приходящее неизвестно откуда. Ему было страшно, страшнее чем когда он убивал гонца. В ответ на страх пришло новое ощущение, словно кто-то обнимает его, нежно, как…. Как это делала мать, но по-другому.
На рассвете он закопался в кучу павшей листвы между корнями огромного дерева с серой, словно зола корой, названия которого не знал, уснул и ему снилась девушка, похожая на окруженную сиянием статую. Она улыбалась ему, она была невероятно прекрасна. Наверняка это богиня – подумал Освальд. В его сне девушка рассмеялась и сказала ему, чтобы он искал Спящих. Если он найдет их, то найдет и ее.
@темы: Дыбр
ябчитнул!
а вот "надевать" и "одевать" путать нехорошо!!Дворовый кот, Я ж говорю - начал и забросил. У меня таких бутербродов....
Я попробую.